Свежий воздух всегда способствовал ясности размышлений. А это как нельзя кстати, когда нужно принять очень значимое решение, способное изменить не только твою жизнь, но и судьбу многих из тех, кого ты знаешь. Всех, кто связан с тобой. Нет таких людей, происходящее с которыми никого другого не затронуло бы, даже живущие наособицу, в одиночку, нелюдимые затворники не исключение. Всё в этом мире представляет собой сложную и запутанную связь событий и судеб, даже самый крохотный листок, срываясь с ветви дерева, что-то меняет. Разумный плетёт собственные узоры, неосторожный – рвёт их. Однако с точки зрения значимости они оба равны, пусть один и является созидательной силой, а другой – деструктивной. Те, кто построили город, и те, кто разрушает его – творят историю.
Его выбор затронет многих и многих. Те, кто живёт на этих землях, настолько привыкли, что Архонт всегда рядом с ними, им будет сложно осознать, что скоро всё изменится. Однако жизнь не стоит на месте, даже если обманчиво кажется, будто сегодняшний день ничем не отличается от вчера и позавчера, создаётся иллюзия, что и завтра, и через неделю всё будет в точности таким же.
Чжунли шёл неторопливо, наслаждаясь возможностью побыть наедине с собой. Он искренне любил находиться в компании и никогда не считал время потраченным, но даже ему порой необходима была благословенная тишина. О, природа, идеальная в своём кажущемся несовершенстве. Подумайте сами – отдельные её компоненты так легко повредить, погубить, но она всегда возрождается, какие бы раны ни наносили ей. И, когда человек забывает об этом, думая, что уже стал повелителем мира, она напоминает ему, что не будет добра, если он не сможет поддерживать баланс между своими желаниями и её потребностями. Да, Моракс сам учил их, как существовать на неприветливой тогда земле Ли Юэ. Но научил он их и уважать её, ценить дары, которые она приносит, и понимать, что только в гармонии они добьются успеха.
Чжунли вежливо и сердечно здоровался со всеми, кто встречался ему на пути, традиционно желая здоровья и благополучия, но ни с кем не задерживался. Он восхищался ими, каждым достижением, даже самым маленьким, ведь когда-то все они были детьми, учившимися ходить, а теперь выросли и бегут вперёд, не оглядываясь. Именно с таких крохотных, незаметных по отдельности шагов начинается любое дело, и терпеливый пожнёт урожай, а чрезмерно импульсивный и не владеющий даже собственными страстями - погубит его.
Он остановился, увидев перед собой девушку, не похожую ни на кого из местных жителей. Более того, такие цветы, как у неё в волосах, нигде теперь уже не водились, а одежда не принадлежала ни одной нации, ни существующим ныне, ни заметённым песками далёкого прошлого. Возможно, кого-то это насторожило бы и надоумило держаться подальше, но Чжунли, напротив, испытал интерес. Нечасто ему доводилось повстречать что-то или кого-то, доселе невиданного и непредсказуемого. И он не чувствовал не только страха, но даже беспокойства - не только потому что был уверен в своей способности справиться с чем угодно, но и поскольку вовсе не боялся за себя. И, наконец, в-третьих древний закон гостеприимства оставался незыблемым и важным. Чжунли неподдельно верил, что, будь ты даже божество, не соблюдая эти негласные, но всем понятные правила, ты навлечёшь на себя беду. Мир всегда воздаёт тебе тем, что ты ему приносишь. Иногда сразу, а порой проходит много лет, ты уже забываешь, что сделал, но так или иначе с тебя спросят за любой поступок. Иначе говоря, лучше с уважением отнестись к недостойному, чем ни за что обидеть достойного. Уважение – единственная валюта, которой всегда в достатке у богача и бедняка.
- Я приветствую вас, госпожа. Скажите, пожалуйста, не могу ли я вам чем-нибудь помочь? Мои возможности скромны, но все они – к вашим услугам.
Это прозвучало старомодно-церемонно, Чжунли обратился к ней, используя классический литературный язык. Нынешняя молодёжь уже не выражалась такими фразами.

Муалани любила море с самого раннего детства. Она не могла представить себе жизнь вдали от стихии, почти что родной для неё, как будто она на самом деле тоже детёныш кохолазавра, только в человеческом облике. И, похоже, некоторые взрослые тоже так про неё думали. Зато сейчас, поднимаясь на гребне волны, раскинув руки в стороны и заливисто смеясь, она была уверена, что стать счастливее невозможно - её переполняло ощущение, что она бессмертна. Да, то, что Муалани сейчас делала, было рискованно, но стоило того.

Кувырок, доска летит по воздуху, Муалани летит следом, кажется, что она допустила ту самую роковую ошибку, которая будет стоить ей падения в пучину. Невозможно, чтобы в этой дикой вакханалии воды вокруг она нашла крохотный сёрф. На какое-то мгновение мир переворачивается вверх дном, ещё секунда – и она полностью утрачивает представление о пространстве. Однако ноги уверенно находят опору, и вот она уже мчится дальше, разыскивая следующие препятствия. По огромной дуге перепрыгивает из одного озерца в другое, распугивая нескольких резвящихся на мелководье неподалёку малышей, смеётся и подманивает их ближе. Муалани непоколебимо верит, что даже перед животными нужно извиняться, ведь они – не просто дикие звери, они её товарищи.

Почему огромная фабрика простаивает без дела? Почему её закрыли так быстро, и общественность так и не узнала причин? Почему застрелился ведущий учёный последнего проекта, принятого в разработку здесь, не оставив даже предсмертной записки? И почему даже власти предпочитают игнорировать всё перечисленное? Как будто они заключили некую договорённость, по которой не трогают это место, но ради чего они могли бы подвергнуть опасности такое количество людей? Ведь что ни месяц – то кто-нибудь любопытный находится, желающие то испытать свою храбрость, то докопаться до истины, там исчезли какие-то подростки из Гильдии искателей приключений, а также несколько репортёров «Паровой птицы». Безумству храбрых поём мы песню, как говорится. А ещё, по его мнению, это был тот случай, когда идиотов, каких мало, оказывается на удивление много. Несмотря на то, что здание давно опечатали со всех сторон, так что через центральный вход больше нельзя стало войти, они всегда находили способ проникнуть внутрь.
Любопытно, любопытно. Дотторе обожал совать клюв маски, даже когда его не приглашали. Хотя нет, не так – в особенности туда, куда его не приглашали. Ведь именно там по его опыту происходит самое занимательное.
Здесь пахло чужими грязными секретами, пахло смертями и опасностью, всё как Дотторе любил. Он обожал любоваться плодами чужой глупости — единственное, чем люди никогда не переставали его удивлять. Поэтому приближался он прогулочной походкой в весьма хорошем расположении духа, широко улыбаясь коллеге. Выглядел же Дотторе, как и всегда, как человек, чью самоуверенность ничто и никто не может поколебать, а совесть его кристально чиста. Он театрально кланяется Колумбине, после чего широким жестом гостеприимства, словно развалины эти принадлежат ему, указывает на фабрику, на её высокие монолитные стены, вздымающиеся к небесам трубы и чёрные провалы окон без стёкол.
— Прекрасный вид, не так ли, коллега? Если что-то величественное в необратимом распаде чего-то настолько грандиозного.
Он готов поспорить, что размахом она не уступает Заполярному дворцу. И, судя по планам здания, которое раздобыла для Дотторе разведка, куда больше находится под землёй. Возможно, даже уходит далеко и глубоко под воду. Мурашки предвкушения пробегали по коже, и ему не стоялось на месте, но, как известно, поспешишь – не только людей насмешишь, но и голову свернёшь. Свою же голову Дотторе вовсе не горел желанием по-глупому потерять, особенно после того, как она осталась у него в единственном числе.
— Распад необходим для того, чтобы выстроить нечто новое, нечто лучшее. И я весьма благодарен вам за то, что вы составите мне компанию в этой великой миссии.
Можно подумать, они собрались свергать Селестию, а не исследовать богами забытые недра никому не нужной дыры. Или что Колумбина могла не выполнить приказ самой Её Величества. Или что Дотторе действительно рад и счастлив её сопровождению. Он, который обычно брал с собой куда либо компанию либо в качестве пушечного мяса, либо как подопытных, которые так или иначе в любом случае не вернутся назад. А зачем их беречь, если полно как тех, кто желает послужить Снежной верой и правдой, любой ценой, так и тех, у кого нет выбора, кроме как отдаться армии и надеяться на лучшее. Ах, да, и, конечно же, дураков, прельстившихся яркой обёрткой «прекрасных слуг Царицы» и маячащей на горизонте блестящей славой, совершенно не представляющих себе, что на самом деле придётся делать и чем жертвовать. Их даже никто не хоронил как следует в большинстве своём — не то, чтобы не хотели, просто некоторые задания включали в себя такую опасность, что порой не оставалось тела, или же считали нецелесообразным соваться туда, чтобы это тело достать. Только потеряли бы ещё больше людей.
— Как вы посмотрите на то, чтобы проникнуть внутрь через окно? Видите ли, я бы не хотел делать лишние отверстия, ведь нам потом это чинить. Когда фабрика вновь придёт в действие, нам не нужны будут незваные гости.
А некоторые досужие индивиды воспринимали пролом в стене как приглашение войти. Конечно, ему всегда пригодится живой материал, но слишком много трагических несчастных случаев насторожит правительство, и, того гляди, явятся жандармы.